Этюд 52 четвёртый кусок

Рюмочная. Присутствуют старые корешки и счастливый отец.

Илюнчик: А я ей говорю: поехали в Сочи!
Петрович: А она?
Илюнчик: Она говорит: на хуй мне твои сочи, вези меня в Прагу. Прикинь... В
Прагу! Я говорю, а может, тебя в Антарктиду завезти, и бросить, чтобы тебя
там моржи затрахали.
Петрович: А она?
Илюнчик: А она: уж лучше моржи, чем ты, когда пьяный.
Он: Мужики. Знаете, за что я вас люблю?
Петрович: Ну?
Илюнчик: Слышь, Петрович, он нас любит.
Он: За то, что вас пеленать не нужно. И по ночам вы не орете.
Илюнчик: Это я по ночам не ору?! Поехали на Тишинку и спросим у соседки с
первого этажа. Она тебе расскажет, как я вчера по ночам не орал.
Петрович: А я, Андрюш, не поверишь... Каждую ночь во сне... Того...
Илюнчик: (отодвигаясь) Я давно подозревал.
Петрович: И правильно.
Илюнчик: Так что ты нас не люби. Ты жену люби.
Он: Некогда мне ее любить. Мелочь все силы забирает.
Петрович: Но он же спит когда-нибудь?
Он: Не помню.
Петрович: А ты сядь в засаду и подожди, пока заснет. А потом жену люби.
Он: Тебе легко говорить. Теоретик, блин.
Илюнчик: Семь бед - один ответ.
Петрович: Наливай.

Камера гаснет.

***

Она, под торшером, с ребенком.

Он: Так тихо, что можно оглохнуть.
Она: Тише говори, а то опять заплачет.
Он: Хорошо.
Она: (устало улыбаясь) Ты бы выключил камеру. Я такая страшная сейчас.
Он: Нет. Ты самая красивая.
Она: Да брось ты. Постарела, наверное, лет на десять.
Он: Просто поврослела. Твое детство перекочевало в Мыша, поэтому тебе так ка-
жется.
Она: Представляешь, у меня спина болит. Я раньше думала, что это только у
стариков бывает.
Он: Положи его в кроватку, и мы займемся твоей спиной. Я учился массажу у
старика Камасутрыча.
Она: Да уж, помню, помню.
Он: Как то ты это плохо сказала. По стариковски.
Она: А я и есть старуха. Разве незаметно? Когда мы этим в последний раз зани-
мались?
Он: Вот именно. Когда?
Она: В прошлой жизни.
Он: Давай наверстаем.
Она: Я спать хочу.
Он: Ну вот... Опять... (вздох) Разлюбила...
Она: Никогда. Я тебя люблю еще больше. Дядька противный...
Он: Давай хоть спину разотру.
Она: Давай. Только Мыша уложу и умоюсь. Лишь бы он не проснулся...

***

Она лежит на кровати, свободная от камеры рука гладит ей спину.

Она: Можешь считать до пяти... Я засну на трех с половиной.
Он: (медленно) Один. Два. Три...
Она: (сонно) Ты поезжай в субботу с Петровичем и Илюнчиком. Найди себе ка-
кую-нибудь девку и трахни... Только мне потом не рассказывай.
Он: А ты от меня не уйдешь?
Она: Не уйду. Тебя слишком много, чтобы одной мне досталось.
Он: Никогда не уйдешь?
Она: Проще будет умереть. Я тебя так люблю... Только если деньги кончатся.
Он: Совсем?
Она: Совсем. Пока будет хоть немножко - не уйду. И еще... Не пей, пожалуйста.
Он: Совсем?
Она: Много не пей. У нас в роду это типа проклятья. Все спивались. Ты уж по-
жалуйста, не спейся, ладно... И меня не спои.
Он: А гулять, значит, можно?
Она: Сколько хошь...
Он: А тебе ведь нельзя. Я в этом смысле обычный жлоб. К столбам не ревную, но
если изменишь - выгоню.
Она: Ну и дурак. Поврослеешь - перестанешь.
Он: (останавливаясь) Ты что, хочешь сказать...
Она (садясь и разворачиваясь) Я хочу сказать, что мне даже думать о других
мужиках тошно. Это во первых. Во вторых, одного твоего слова достаточно. Тебе
нужна моя верность - ты ее получишь. Для меня это нетрудно, честное слово.
Особенно сейчас... А в третьих, господин массажист, вы меня таки достали ва-
шими ручками и я требую немедленно похерить разговоры и заняться делом, пока
это маленькое чудовище не захотело поучаствовать... Гаси камеру, я теперь
стесняюсь...

***

Она снимает малыша. Тот сидит в кроватке и таращится на маму.

Она: Молчишь, партизан? А ну ка скажи: "Ма-ма"
Ребенок молчит.
Она: Ну что ты за поросенок. Как камеры нет, так чирикает, а как мама камеру
включит, так в молчанку играем. Ну скажи, мыш... Ма-ма...

Мыш молчит, зато раздается звонок в дверь.

Она: Ага. Вот пришел наш отец, а нам нечем его порадовать...

(идет открывать)

Он: (обнимая жену вместе с камерой) Привет.

Берет на руки ребенка.

Он: Ну что, заговорил?
Она: Молчит.
Он: А по английски пробовала? Теперь это модно.
Она: И по китайски пробовала. Не хочет.
Он: Вот злобный мыш. Как орать - так на всех языках сразу, а как поговорить с
отцом - так отказывается.
Она: Как дела?
Он: (к ребенку) Мыш, как дела? Ты ведь все знаешь, беспризорник. Молчишь...
Придется мне докладывать... (опускает ребенка) Вот. Получите и распишитесь.
(достает из кармана бутылку шампанского).
Она: Ух ты! А за что пьем?
Он: Ты когда нибудь видела живьем начальника рекламного отдела банка?
Она: Ну... Это что-то вроде графа Дракулы, только зубов еще больше, а кровь
он пьет не из всех подряд, а только из заказчиков. Ты сегодня с ним встречал-
ся?
Он: Встречался.
Она: И как?
Он: Обычный говнюк. Роста среднего, особых примет нет, кроме лысины.
Она: Ты просто ни на что больше внимания не обращаешь. Это у тебя пунктик та-
кой.
Он: Ага. Так вот. Зубов я его не видел и на Дракулу он похож, как я - на сти-
ральную машину.
Она: А что. Ты иногда - вылитый индезит.
Он: И есть у него, кормильца, семья...
Она: Надо же. Вы и на личные темы поговорили...
Он: Жена у него - крутая до невозможности. Только что родила и теперь мается
комплексом неполноценности.
Она: Познакомь, мы с ней обнимемся и поплачем.
Он: И сын у него, которого зовут Мыш и который, засранец такой, не хочет ни
на каком языке разговаривать, а только орет всю дорогу...
Она: То есть ты хочешь сказать... (волнуется)
Он: То есть я хочу сказать, что теперь ты от меня никогда не уйдешь, потому
что у нас теперь есть что?..
Она: Дурак ты, дядька. Я от тебя и так никогда не уйду.
Он: Правильно! Деньги! Вот они, голубчики... Аванс, блин!
Она: То есть мы теперь богатые?
Он: Еще нет. Но скоро будем. Это я тебе, как граф Дракула, говорю... Открывай
шампанское, жена!
Она: Мне с Мышом гулять надо.
Он: Мыш подождет. Он теперь богатый, а у богатых свои причуды!

Открывает бутылку шампанского. Обалдевший мыш от хлопка пугается и плачет.

***

Шашлыки в лесу. Присутствуют Он, Петрович, Илюнчик, друзья и подруги.
Камера делает несколько панорамных планов, бродит по компании.
Кто-то ставит палатку, кто-то занимается костром. Некоторым уже хорошо, а
некоторым уже даже плохо. Петрович выпивает у костра, Илюнчик занимается мя-
сом.

Илюнчик: Ты туда не снимай, ты сюда снимай. Шашлык делать буду. Все бездель-
ники. Что бы вы без меня делали, а?

Говоря, нарезает шампуры из веток.

Илюнчик: И вообще. Про шашлык я уже молчу. Кто место нашел? Илюнчик. Кто
лодку надул? Илюнчик. Кто дров нарубил? Опять же Илюнчик. А вот как выпивать
сели, так Илюнчика не позвали. И хоть бы кто-нибудь, хоть рюмочку принес.
Он: Да вот же у тебя стаканяка стоит.
Илюнчик: Где?! Да, действительно. (разочарованно) Так там же пусто уже. И
хоть бы кто почесался. Вокруг Петровича вон какой гарем собрался, а я... Не
любите вы меня, обидеть норовите всю дорогу.
Он: Сейчас принесу.

Камера шагает к "столу"...

***

Он, Она и бэби - дома. Отец семейства только что привез домой телевизор и
видеомагнитофон и теперь занят их распаковкой.
Квартира по мелочи изменилась к лучшему. Не скажу, что дело дошло до евроре-
монта, но по всему видно, что здесь живут люди, которым хватает денег не
только на хлеб, но и на масло.

Он (распаковывая коробку): Я помню, как у моих родителей появился первый
большой телевизор. Он был черно-белый и назывался "березка". Почему березка,
до сих пор не понимаю. Может, потому что черно-белый. А может, потому что
полосы по экрану шли, как на бересте...
Она: А у моей бабки до сих пор стоит КВН. Чудо техники. Чтобы экран рассмот-
реть, нужно увеличительное стекло ставить.
Он: Когда папа принес телевизор, он сначала засел читать инструкцию. Это бы-
ло суровое произведение, похожее на армейский строевой устав. Половина была
посвящена тому, как с этой "березкой" осторожно обращаться, а вторая полови-
на - куда ее нести, если все-таки не уберег. О том, как ее включать и нас-
траивать, там не было ни слова.
Она: Но кнопка была?
Он: А как же. Правда, стала западать в первый же день. Сначала не хотела
включаться, а потом - выключаться.
Она: Зато тогда не показывали рекламы.
Он: Да. И сериалов. Когда мы включили его в первый раз, там шел концерт на-
родной музыки, и тридцать три коровы в сарафанах разевали свои пасти.
Она: В смысле, пели.
Он: Ни фига подобного. Чтобы услышать звук, нужно было переключиться на
другой канал. Но тогда пропадало изображение.
Она: Врешь ты все.
Он: Вру, конечно. Ну, вот... Кажется, все. Можно включать.
Она: А инструкция?
Он: Инструкция подождет.
Она: Интересно, какие у этого телевизора будут первые слова.
Он: Да уж не "мама". Спорим, что попадаем прямо на рекламный блок.
Она: Я ставлю на сериал.
Он: Слушай, а может, ну его на фиг. Все равно смотреть нечего.
Она: И правильно. Лучше песенку спой.
Он: Погоди. Надо еще видик подключить.
Она: Видик - это хорошо.
Он: Это просто круто. Вот. Смотри, что я принес...

Показывает кассету с мультиком.

Она: Что это?
Он: Детский нейтрализатор трехчасовового действия. Системы "Том и Джерри".
Она: Думаешь, сработает?
Он: Сейчас проверим.
Она: (тихо) Ты давно не пел, дядька. Спой песенку.
Он: Чего?
Она: Я говорю, что если ты сейчас не бросишь всю эту фигню и не возьмешь в
руки гитару, я умру.
Он: (растерянно) Да я уже забыл, как это делается. И слов не помню.
Она: Ничего. Все твои песни я знаю наизусть. Подскажу...

***

На шашлыках: он берет гитару и поет. Песня снята, как доморощеный клип:
кто-то пританцовывает, кто-то подпевает. Шампуры уже обглоданы. Тусовка наб-
рала нужный градус и закипела.

(песня)

Наварю отвар я пьяный из гуляй-травы
Из забудь-травы, из прости-травы,
Брошу в ковшик оловянный горькое увы,
Сладкое увы, вечное увы.
Брошу пепел сигареты и золу костра,
Брошу детские секреты, куклы, флюгера,
Дольку лунного лимона ночью отражу,
А чтоб было чуть солено, волю дам ножу.

Пей до дна, моя дорога,
Допьяна, чтоб стать ручной...
Ты веди меня, дорога, от постылого порога
Ой, ой-ой-ой.

Наварю отвар я пьяный из своих стихов,
Из чужих стихов, из ничьих стихов.
Брошу в ковшик оловянный пригоршню грехов,
Мальчиков - грехов, девочек - грехов.
Ложку каши, что оставил в детстве на столе,
И щепотку скучных правил о добре и зле,
Брошу жухлую солому солнечных лучей,
А чтоб было чуть солено - слез налью ручей.

Пей до дна, моя родная, допьяна, чтоб стать ручной.
Чтобы не плакать, даже зная, что уйдет со мной иная
Ой, ой-ой-ой.

Наварю отвар я пьяный из того, чем жил,
Из того, с кем жил, из того, где жил.
Брошу в ковшик окаянный связку бычьих жил,
Корабельных жил и гитарных жил.
Сахар звезд той давней ночки, прядь родных волос,
Букву "р", подарок дочки, скарба полный воз.
Ветку дуба, листья клена, стебель лебеды,
А чтоб было чуть солено - горсть морской воды.

Пей до дна, мой черный ворон.
Допьяна, чтоб стал ручной,
Чтоб не взял меня измором ни над сушей, ни над морем -
Ой, ой-ой-ой...

(хлопки, шум-гам)

Илюнчик: Андрюнчик, за тебя!
Петрович: Нет. Я предлагаю выпить за жену этого засранца, которая его с нами
отпустила, а сама сидит дома на цепи.
Он: (встает) За отсутсвующих здесь жен, господа!

(все шумно чокаются и выпивают)

***

Она идет с коляской навстречу камере. Подходит на расстояние разговора.

Она: Привет, дядька. Что-то ты рано сегодня. Я тебя с воскресенья в дневном
свете не видела.
Он: И как я в дневном свете?
Она: Прекрасен, как всегда. А я, наверное, как зомби. Ты на меня не смотри.

Выглядит она и впрямь неважно.

Он: Бедная моя богатая девочка. Мыш тебя скоро совсем доест.
Она: Ничего, один кусочек для тебя я оставлю. Кстати, о кусочках. Я там при-
готовила обед, так что милости прошу.
Он: Ты ничего не замечаешь?
Она: Ты побрился.
Он: И все?
Она: Да. А что я должна заметить?
Он: Хорошо. Вот тебе подсказка (протягивает ключи).
Она: Ты купил новый брелок? Симпатичный. А что за кнопка?
Он: Нажимай.
Она: А ничего не взорвется?
Он: Не должно. Жми.

Она нажимает, и рядом громко тявкает сигнализация.

Она:(вздрагивая) Ой.
Он: (оборачиваясь камерой к новой машине) Ну, как?

Машина, конечно, не из крутых. Не Мерседес и не Бентли. Но она довольно но-
вая, блестящая и красивая. А главное - своя.

Она: Дядька, ты купил себе машину?
Он: Нам. Я купил нам машину.
Она: А ты не будешь на ней гонять?
Он: Я пока что и трогаюсь еле-еле. Так что гонять не буду. Не слышу криков
восторга.
Она: Ты в нее еще не сел, а я уже боюсь. Поклянись мне, что не будешь го-
нять.
Он: Клянусь, что не буду.
Она: А еще ты ее будешь любить, да?
Он: Не знаю. Она ведь красивая, правда?
Она: Даже слишком. Не то, что я.
Он: Да ты что, маленькая. С тобой только Феррари может сравниться, и то
только красный.
Она: (трогает машину и вдруг начинает плакать)
Он: Да что с тобой, девочка?
Она: Не обращая внимания. Ты же знаешь, я в последнее время вообще в чер-
ти-что превратилась. (улыбаясь сквозь слезы) А она красивая. Правда.
Он: Ну, наконец то. Прокатимся?
Она: Мыша пора кормить. Давай потом. Ты нас в поликлинику на прививку отве-
зешь.
Он: Потом не могу. Мне еще на работу ехать. Я на пять минут заскочил - пох-
вастаться.
Она: Ничего. На троллейбусе доедем. Ты хоть перекусишь?
Он: Некогда. Вот тебе камера, снимай исторический старт.
Она: Поцелуй меня.

Он целует жену и передает ей камеру. Она снимает его за рулем. Он дурачится,
потом, споткнувшись разок, трогается и уезжает. Камера поворачивается к ко-
ляске.

Она: Ну вот, Мыш. Наш любимый дядька уехал, и мы с тобой снова одни. Как ты
думаешь, он правда не будет гонять? Я думаю, что будет все равно. Но мы с
тобой привыкнем и не будем бояться. Правда... (вздох, камера гаснет)

***