Главная страница. | рассказы |
Накиро росла чертовски одинокой девочкой.
Любителям поплакать над сериалами о найденышах, сиротах и всём таком прочем придётся сдержать долгожданную слезу – родители у неё были живы и здоровы, жили вместе с Накиро и её многочисленными братьями и сёстрами, так что со внешней стороны бытия всё было хорошо. Что до внутренней – об этой стороне никто не знал, да и сама Накиро, пожалуй, не знала, а чувствовала – душой, кожей, ушами и всем прочим – это слегка досадное, слегка грустное одиночество, сидевшее у неё на спине с тех пор, как она себя помнила и осознавала как отдельную от остального мира девочку. К своему одиночеству Накиро привыкла, никаких хлопот с ним не было, радости тоже не было – одиночество как чувствовало, что Накиро его не любит и старалось вести себя как можно незаметнеее. Вести разговоры из тех, которых не ведут с родителями и подружками (были, разумеется, и подружки, но и они не отменяли одиночества.) Накиро научилась сама с собой – не требовалось даже зеркало; когда не хотелось разговаривать с собой, она всегда могла придумать себе в собеседники хоть рыцаря, хоть женщину, хоть волшебное существо. Собеседники бывали одноразовыми, бывали постоянными, для любых разговоров и для особых случаев, для снов и бесед наяву – они появлялись и исчезали, а одиночество оставалось. Когда Накиро выросла, и пришло время покинуть родительский дом, она проделала это без всякого сожаления – тому было множество причин. Главной и внешней из них был возлюбленный, увезший ее за море. Неглавной и внутренней была надежда, что одиночество, не склонное к переездам, останется дома, не последует за ней, или потеряется в дороге. Любовь и надежда одурманили неопытную и доверчивую девочку, и долгое время она не чувствовала одиночества; возлюбленный был мил, интересен и ласков, жизнь прекрасна. К сожалению, финансовые дела их были неустойчивы, он подолгу пропадал в поисках заработка, и Накиро, сидя у окна и смотря на дорожку к дому, в сумерках вновь заметила за правым плечом одиночество. Оба они не испугались и не обрадовались. Вновь стала звать она своих собеседников, но дозвалась не всех – пассажирские драконы ввязались в какую-то приграничную войну, их частенько сбивали по дороге, а некоторые, потеряв товарищей, спивались и спьяну залетали со своими несчастными путниками и вовсе в неизведанные страны. Страны эти, судя по отсутствию возвратившихся, были куда счастливее наших. Появлялись и новые друзья – как настоящие, так и вымышленные, и один из них присоветовал Накиро найти работу. От работы Накиро стала чаще плакать, но финансовые дела поправились, и возлюбленный заметно повеселел и прибавил в весе. Накиро любила ласкать и кормить своего возлюбленного, но ласкать она любила его чаще, чем ему требовалось, а вот кормить – значительно реже. Прошло время, и она стала замечать, что он кормится где-то на стороне. И тогда чуть больше своих чувств и мыслей стала Накиро доверять своим собеседникам, и чуть меньше – возлюбленному. Он знал об одиночестве по ее рассказам, но никогда не видел его – по слабости зрения. Накиро вовсе не разлюбила его, как не разлюбила ни родителей, ни сестер и братьев, оставшихся за морем. Она просто все больше и больше привыкала сама жить со своим одиночеством. И сама не заметила, как полюбила его. Теперь случалось даже, что Накиро отказывалась от встреч с подружками, чтобы побыть одна. Она лишь боялась отказывать возлюбленному – ей казалось, что он разлюбит её, узнав, что кроме него она любит еще какое-то одиночество; к тому же в первые годы она на него ему жаловалась, а теперь не хотела показаться странной. Интерьер квартиры менялся с годами, менялись и одеяния Накиро – бывало, возлюбленный, придя с работы, не замечал в комнате Накиро, узор платья которой сливался с узором обоев. Зрение его с годами слабело, а на зов Накиро отзывалась далеко не всегда – только когда хотела покормить или приласкать. А может, дело было в том, что одиночество в какой-то миг вставало между ними, не давая возлюбленному увидеть её. Ведь одиночество, почувствовав к себе долгожданную любовь Накиро, осмелело, могло уже выходить из-за плеча и иногда вело себя просто нагло. Оно, например, ничуть не боясь потеряться, отказывалось сопровождать Накиро в её ежегодных поездках к родителям – ведь путешествий оно не любило, а что Накиро осмелится не вернуться обратно, бросив сразу обоих своих возлюбленных, ничуть не боялось. Бывало, Накиро думала, что они будут жить долго и счастливо и умрут в один день. Умрет ли одиночество с ними? В своих вымышленных собеседниках она не сомневалась, но одиночество? Спросить возлюбленного она стеснялась – он очень не любил разговоров о смерти, чувствовалось, что у него с ней какие-то свои стыдные отношения, и Накиро не вникала; она даже не знала, есть ли у него своё одиночество – интересная мысль, а не живут ли они вчетвером? Или два одиночества можно посчитать как-то иначе? Впрочем, арифметики и бухгалтерии Накиро вполне хватало на работе. |